Бен ощутил непреодолимое желание пройти по заросшей дорожкемимо сверчков и кузнечиков, которые брызнут у него из-под ног, взобраться накрыльцо, заглянуть в щели между кое-как приколоченными досками в коридор… или вгостиную. Может быть, подергать парадную дверь. И, если она незаперта, войти.

Он сглотнул и пристально посмотрел на дом, без малогозагипнотизированный. Дом, в свою очередь, с безразличием идиота уставился наБена. Пройдешь по коридору, чувствуя запах сырой штукатурки и гниющих обоев, аза стенами будут скрестись мыши. Вокруг окажется развал, груды хлама, можнобудет что-нибудь подобрать — хотя бы пресс-папье — и сунуть в карман. По том, вконце коридора, вместо того, чтобы пойти в кухню, ты сможешь повернуть налево иподняться по лестнице; под ногами заскрипит известковая пыль, которая годамисеялась с потолка. Ступенек там четырнадцать. Ровным счетом четырнадцать. Новерхняя была поменьше, несоразмерной, словно ее добавили только, чтобы избежатьнесчастливого числа. Наверху лестницы, на площадке, ты останавливаешься, глядяна закрытую дверь в конце коридора. Если пойти к ней, наблюдая словно откуда-тоизвне, как она приближается и растет, то можно протянуть руку, положить ладоньна тусклую пятнистую серебряную ручку… Бен повернул прочь от дома, со свистомвыдыхая сухой, как солома, воздух. Еще не время. Позже — может быть, но несейчас. Пока достаточно знать, что все это по-прежнему здесь. Оно поджидалоего. Бен уперся ладонями в капот и поглядел на город. Там, внизу, можновыяснить, кто владелец дома Марстена и, может быть, снять этот дом. Кухняотлично подойдет для рабочего кабинета, а спать он сможет в гостиной. Но ходитьнаверх Бен себе не позволит.

Только, если иначе будет нельзя. Он сел в машину, завел ее ипоехал вниз с холма, в Иерусалимов Удел.

1

Сидя в парке на лавочке, Бен заметил, что за ним наблюдаеткакая-то девушка. Девушка была очень хорошенькой, светлые легкие волосы обвивалшелковый шарфик. Сейчас она читала книгу, однако рядом лежал блокнот дляэскизов и нечто, внешне напоминающее угольный карандаш.

Был вторник, шестнадцатое сентября, первый день школьныхзанятий, и парк волшебным образом опустел, лишившись своих самых шумныхпосетителей. Остались только рассеянные по всему парку мамаши с младенцами,несколько стариков, сидящих возле военного мемориала, да эта девушка впятнистой тени кривого старого вяза.

Она оторвалась от книги и увидела его. По лицу прошла теньиспуга. Она опустила глаза к странице, снова поглядела на Бена, началаподниматься, видимо, одумалась, все-таки встала и снова села.

Он поднялся и подошел, тоже с книгой в руках. Это былвестерн в мягкой обложке.

— Привет, — дружелюбно сказал Бен. — Мы знакомы?

— Нет, — сказала девушка. — То есть… Вы — Бенджамен Мирс,правильно?

— Правильно. — Он поднял брови.

Девушка нервно рассмеялась, не глядя ему в глаза — толькобросая украдкой короткие взгляды в попытках прочесть показания барометранамерений Бена. Она совершенно очевидно была не из тех девиц, что имеютпривычку заговаривать в парке с незнакомыми мужчинами.

— А я уж подумала, что вижу привидение.

Она приподняла книгу, которая лежала у нее на коленях. Бенмельком увидел, что на толстом обрезе страниц оттиснуто: «Публичная библиотекаИерусалимова Удела». Книга оказалась «Воздушным танцем», его вторым романом.Девушка показала Бену заднюю обложку — с нее смотрела его собственная фотография,фотография теперь уже четырехлетней давности. Лицо выглядело мальчишеским ипугающе серьезным глаза казались черными бриллиантами.

— С таких вот несущественных встреч начинаются династии, —сказал он и, хотя замечание было брошено просто так, в шутку, оно страннымобразом зависло в воздухе, как произнесенное в насмешку пророчество. Взаболоченном пруду у них за спиной плескались несколько недавно научившихсяходить малышей, а мама внушала Родди: «Не раскачивай сестренку так высоко».Невзирая на это, сестренка в развевающемся платьице взлетала на качелях подсамое небо. Этот момент Бен помнил и много лет спустя — как будто от пирогавремени отрезали особый маленький кусочек. Если в такой миг между двумя людьминичего не вспыхнуло, он просто канет обратно туда, где разрушаютсявоспоминания.

Потом она рассмеялась и протянула ему книгу.

— Не дадите автограф?

— На библиотечной книжке?

— Я выкуплю ее у них и заменю Он отыскал в кармане свитерамеханический карандаш, раскрыл книгу на форзаце и спросил:

— Как вас зовут?

— Сьюзан Нортон.

Он быстро, не задумываясь, написал: «Сьюзан Нортон, самойхорошенькой девушке в парке. С теплыми пожеланиями, Бен Мирс». Под своейподписью он размашистым почерком добавил дату.

— Теперь вам придется ее украсть, — сказал он, возвращаякнигу. — «Воздушный танец» больше не издают — увы.

— Закажу копию в одном из книгохранилищ в Нью-Йорке, — оназамялась и на этот раз посмотрела ему в глаза чуть более долгим взглядом. — Этоужасно хорошая книга.

— Спасибо. Когда я снимаю ее с полки и гляжу на нее, тоникак не могу понять, почему ее вообще напечатали.

— И часто снимаете?

— Ага, но стараюсь с этим покончить.

Она усмехнулась, и оба рассмеялись, что сделало ситуациюболее естественной. Позже у Бена будет случай подумать, как легко, как гладковсе произошло. Эта мысль никогда не прибавляла ему душевного комфорта. Онавызывала в воображении образ судьбы, но не слепой, а обладающей фантазией ичувствами, вознамерившейся размолоть беспомощных смертных между огромныхжерновов Вселенной, чтобы испечь некий неизвестный нам хлеб.

— И «Дочь Конвея» я тоже читала. Прелесть. Полагаю, вы всевремя это слышите.

— На удивление редко, — честно признался Бен. Миранда тожеобожала «Дочь Конвея», но приятели Бена из кофеен по большей части отвечалиуклончиво, а почти все критики ее громили. Ну, вот тебе твоя критика:выкидываем сюжет, заменяем мастурбацией.

— А я слышала часто.

— А новую книгу вы читали?

— «Билли сказал: давай-давай»? Еще нет. Мисс Кугэн из аптекиговорит, книжка здорово неприличная.

— Да черт возьми, она почти пуританская, — сказал Бен. —Язык, правда, грубоват, но когда пишешь про неотесанных деревенских парней,нельзя же… послушайте, можно, я куплю вам мороженое, что ли? Мне как раз ужаснозахотелось мороженого с содовой.

Она в третий раз заглянула ему в глаза. Потом теплоулыбнулась.